Рубиновое кольцо - Страница 28

Фейт взглянула на название улицы.

– Это та, которая нужна. Зря ругался. Старая часть города прекрасно спланирована. Великолепные скверы. Столетние дубы, магнолии, весь этот прекрасный мох, цветы, памятники, фонтаны. Как утверждает путеводитель, примерно через месяц повсюду зацветут азалии и камелии.

– Скверы достаточно хороши, – сказал Уокер, искоса глядя на нее, – но чтобы добраться от одного места до другого, нужно выписывать вокруг них зигзаги, как заправский алкоголик. Чертовски бестолково!

Фейт вздохнула. Она начала что-то говорить о варварах, которые не могут по достоинству оценить историческую ценность города, его тенистые скверы, а думают лишь об удобном передвижении по его улицам. Фейт чувствовала его нетерпение. Уокер ужасно напоминал ей Кайла, который считал, что наповал может сразить любого своими аргументами.

– Да, – неожиданно для Уокера сказала она, – я полагаю, ты прав; надо долго петлять, чтобы найти путь к набережной.

– Куда мы едем? – поинтересовался Уокер.

– Это секрет. Ты можешь украсть рубины, если тебе не понравится это место.

– Ты забыла, где я… гм… ношу эти камни?

Ей стало смешно, когда она подумала, где сейчас находится рубиновое ожерелье. Оно было в замшевом мешочке в потайном кармане его нижнего белья. Из-за это походка его была как у кавалериста.

– Едва ли, – сказала Фейт. – Это позволяет по новому взглянуть на то, что такое семейные ценности.

Губы Уокера Тронула слабая улыбка.

– Безусловно. Ты не забудешь внести эту информацию в выставочную карточку?

– Не думаю, что существует специальная графа, где отмечаются особенности перевозки драгоценностей. :

– Ничего, между прочим, особенного в этом нет. Один старый пакистанец научил меня этому. Надо сказать, ие самый плохой способ для перевозки контрабанды. Контрабандисты иногда даже прибегают к более глубоким местам.

– Я этого делать не собираюсь, – заявила Фейт.

– Твое ожерелье тоже не хочет этого.

С трудом удерживаясь от смеха, она выдохнула. Уокер снова взял над ней верх. С дипломом или без него, он очень сообразительный. Это не удивляло ее. Тот, кто способен обчистить Арчера в покер, не мог быть глупым.

Уокер свернул с бульвара на уходящую вниз мощенную булыжником улицу, которая выглядела современницей некоторых здешних дубов. Джип радостно подпрыгивал, чувствуя родную стихию. Это не то что ровные городские дороги.

– Туда. – Фейт указала направо.

Она имела в виду узкую мощеную дорогу вдоль скалы, облицованной камнем. Эта облицовка когда-то спасла ее от разрушения. С другой стороны дороги тянулся ряд двух-трех-этажных домов, выстроенных вдоль низкого берега реки. В былые времена в этих зданиях были фабрики или склады, полные товаров. Теперь их перестроили в гостиницы, магазины и рестораны.

Уокер припарковался возле белого «кадиллака», прямо под знаком «Стоянка запрещена». Прежде чем он выключил двигатель, Фейт вышла и направилась к черному навелсу и стеклянным дверям гостиницы «Саванна-Ривер».

– Я останусь здесь и буду сторожить вещи, сказал он пустой машине. – Да, этим я и займусь. Никаких проблем. Мы здесь, чтобы служить.

Он выключил двигатель, но продолжал слушать радио и опустил стекла машины. Южный ветерок с реки ворвался внутрь салона. Он принес с собой горячий запах тротуаров и машин. Саванна наслаждалась не по сезону теплой погодой. И небо было затянуто дождевыми облаками, предшествующими сверкающему, словно ртуть, горячему туману, который каждое лето обнимает эти места, словно настойчивый любовник.

У входа в гостиницу маленькие белые огоньки плясали на ветвях декоративных деревьев. Уличный фонарь выхватывал из ночи ожившие папоротники, которые цеплялись, словно орхидеи, за широкие ветки. Нет ничего лучше этих папоротников, Иссохшие, ломкие, они извивались, ожидая приближения живительного дождя. Когда вода наконец обрушится на них, папоротники грациозно расправятся. Но это будет еще не скоро, через месяц или два. Сегодня вечером, полуживые, обожженные засухой, они просто терпеливо ждали своего часа.

Какая-то машина медленно въехала в переулок. Уокер проследил за ней. Потом он увидел «мигалку» на крыше американского седана.

Полицейский не обратил внимания на не правильно припаркованный джип. Он делал поблажки туристам, особенно когда был не сезон.

Нежный, теплый, влажный бриз перетекал в окна джипа" он был так же хорошо знаком Уокеру, как форма его собственной руки. В воздухе пахло пресной и соленой водой, потому-то именно здесь они встречались. В том месте, где сосны уступают болотной траве, а жаркие дни сменяются бархатными ночами. Если бы не звуки города и не огни, своим светом затмевавшие звезды, он мог бы мысленно перенестись в свои родные, места, в Руби-Байю. Уокер даже представил бы себе, как с голодным желудком и винтовкой руке сквозь ночь пробирается по болотам.

Они с братом с равным успехом удили рыбу, ловили щ веток и устриц, заманивали в ловушки птиц, и это при том что Лот был на четыре года младше. Но Уокер, правда, счет своей выдержки лучше стрелял. Лоту ее не хватало. Отсутствие терпения погубило его.

Уокер закрыл глаза, ощутив приступ боли, которая годами таилась, не исчезая совсем, со дня смерти Лота. Тогда, у могилы своего брата, Уокер поклялся никогда не отвечать ни за чью жизнь, кроме своей собственной.

Он исполнял эту клятву, несмотря на одиночество, которое она предполагала. Оно действовало на него, как засуха на скрюченные без воды папоротники.

– Проснись, проснись, – сказала Фейт.